ДЕМБЕЛЬСКИЙ АЛЬБОМ
(ч.1 - начало)
Отслужив в недальнем Подмосковье, в целости и сохранности вернулся из армии мой племянник - сын моей единственной сестры; и вот - по случаю его благополучного возвращения - я сижу у них в гостях, - расспрашиваю Антона о его службе... не очень внятно - без всякого видимого интереса - Антон пытается что-то рассказывать, но я вижу, что говорить ему совершенно неинтересно... не то чтобы он старается что-то скрыть или о чём-то умолчать, а именно - неинтересно... или, может, я задаю не те вопросы? Я спрашиваю Антона о "дедовщине", но и здесь он отвечает более чем лаконично:
- А что дедовщина? Всё - как везде.
Конечно, я мог бы его расспросить и поподробнее, что именно означает сейчас это "всё - как везде", но Антон, отвечая мне, невольно косится на мать, и я эту тему дальше не развиваю... пусть будет "всё - как везде", - глядя на племянника, я прошу его показать дембельский альбом.
-А я не делал, - отзывается Антон, налегая на приготовленную по-французски курицу. - Нет у меня никакого альбома.
- А что так? - интересуюсь я не без некоторого внутреннего разочарования. - Фотографии, шаржи, пожелания друзей... это ж память о службе!
- Да ну! - отмахивается Антон. - Было б что вспоминать...
- Что - вообще, что ли, нечего вспомнить? - хмыкаю я; под "вообще" я подразумеваю армейских друзей Антона или хотя бы просто приятелей-сослуживцев, с которыми он не день и не два бок о бок парился вместе, но Антон меня не понимает.
- Ну, а что вспоминать-то - чего там хорошего? Ничего там хорошего нет - всё там, в армии, через жопу! - говорит Антон с лёгкостью человека, нисколько не сомневающегося в правоте своих слов.
- В смысле? - спрашиваю я, невольно улыбаясь.
- Тупость, глупость, понты, показуха... короче, дебильство! - не задумываясь, говорит Антон, поясняя, что в его понимании значит-означает это самое "через жопу".
Говорить о понтах и показухе, а тем более о глупости и тупости, у меня никакого желания не возникает - чего-чего, а этого добра сегодня с избытком хватает везде, и было бы странно, если бы армия здесь стояла особняком.
- Ну, а друзья? - наполняя рюмки, я смотрю на Антона вопросительно. - Были же у тебя друзья?
- Ну... были, - отзывается Антон. - Как без друзей?
Мы чокаемся, выпиваем. Мать Антона - моя сестра - сидит тут же: слушая наш разговор, она с умилением смотрит на сына.
- Вот! - закусывая, назидательно говорю я. - Это и есть память о службе. Не понты, не показуха, а парни, с которыми ты... - я замолкаю, чувствуя, как меня тянет на пафос.
- Ну... - Антон, накладывая в свою тарелку салат, хмыкает. - Может, оно и так, а только... пока служили - корешились. А отслужили, и - кто кому теперь нужен?
- Ну, не знаю... дело же не только в том, нужен или не нужен кто-то кому-то после службы, а дело еще и в том, какие отношения были у тебя во время службы... вот в чём дело! - я, говоря это, чувствую лёгкую досаду оттого, что не могу родному племяннику со всей откровенностью рассказать, к а к и м и могут быть - и бывают! - отношения между парнями в армии.
- Так я ж об этом и говорю: пока служили - корешились... ну, то есть, один одного держались - друг друга выручали. Я, Серёга, Толик, Васёк, Валерка... все нормальные пацаны! А теперь - жизнь у каждого своя...
В первую секунду, слушая Антона, я не понимаю, что именно в его словах царапает мой слух, но уже в следующую секунду... черт! Чувствуя, как в груди у меня что-то незримо ёкает, я невольно тянусь за бутылкой... глядя на племянника, медленно откручиваю пробку... вновь разливаю по рюмкам... я не ослышался?
- Я, Серёга, Толик, Васёк, Валерка... все нормальные пацаны! - словно эхо, повторяю я.
- Ну-да... а что? - Антон смотрит на меня с недоумением.
- Так... ничего, - я, глядя на Антона, поднимаю свою рюмку. - Ты сказал - я повторил... выпьем, Антоша! За возвращение...
Антон поднимает вслед за мной рюмку свою. Мы чокаемся. Выпиваем. Я тянусь за хлебом.
- Значит, дембельский альбом ты не делал, и фотографий у тебя никаких нет... даже нет фотографий тех, с кем ты корешился? - говорю я, вопросительно глядя на Антона.
- Нет, - отзывается Антон, заедая выпитое салатом. - Фотки пацанов были в "сотовом", да я их стёр... случайно стёр, когда ехал в поезде. А альбомы такие в нашей роте никто не делал... зачем? - Антон, глядя на меня, пожимает плечами. - Жизнь - она здесь, на гражданке. А в армии - ничего интересного... армия - это жопа!
- Да уж! - отзываюсь я... а что я могу ему, племяннику, сказать ещё? Что при слове "жопа" лично у меня перед мысленным взором на какое-то мгновение сейчас мелькает картинка помывки в гарнизонной бане? Душевое отделение, набитое голыми пацанами... гремят тазики... парни весело, энергично трут другу спины, не опускаясь мочалками ниже поясницы - не касаясь упругих задниц... у каждого свои ассоциации!
Мне ясно, что ничего путного о службе в армии я от Антона не услышу... и потому на правах родного дяди, имеющего какие-никакие связи в этом не самом худшем из миров, я перевожу разговор на ближайшие планы Антона, выясняя, чем он собирается заниматься и нужна ли будет ему моя помощь, - мы говорим о будущем Антона, а у меня в голове крутятся четыре слова - четыре имени: Толик, Серёга, Валерка, Вася... вот ведь совпало! Совпало - как в сказке... один в один! И этот оболтус стёр фотографии - стёр, и ничуть об этом не сожалеет! Хотя... о чем ему сожалеть? Его армейская служба прошла-пролетела так, что вспомнить ему о ней совершенно нечего, кроме глупости и тупости, - для него армия - это "жопа"... а для меня? Разговаривая с Антоном, я пытаюсь вспомнить, где лежит у меня м о й дембельский альбом, который мне не попадался на глаза уже добрый десяток лет... альбом, где Толик, Серёга, Вася, Валерка... просто фантастика!
- Может, у нас останешься? Завтра воскресенье... а утром я приготовлю вам что-нибудь вкусненькое - домашнее, - предлагает сестра, видя, как я смотрю на часы. - Оставайся!
- Да, дядя, оставайся! - говорит Антон, и я нисколько не сомневаюсь в искренности его слов. Я знаю, что Антон меня и любит, и уважает, но...
- Нет, - говорю я. - Ещё по одной, и мне пора - нужно еще, пока не поздно, кой-куда позвонить... дела! - Я вру, говоря и про звонки, и про дела.
- Я тебя провожу, - предлагает Антон. - Позвоню сейчас Юрчику, он подъедет - и мы тебя вмиг отвезём... - Антон, говоря это, ищет глазами свой "сотовый".
Я, глядя, на Антона, невольно улыбаюсь.
- Зачем? Для этого есть Эдик... сиди! - говорю я, наполняя рюмки.
- А Эдик - это кто? - Антон, проявляя дежурный интерес, вновь тянется к салатнице.
- Мой водитель, - коротко поясняю я, доставая "сотовый" свой. - Ну, Антоша... с возвращением! - Я поднимаю рюмку. - Жопа армия или не жопа, а дома, конечно, лучше... здесь я с тобой не спорю! Через неделю я позвоню - ты подъедешь ко мне в офис, и мы конкретней поговорим о твоих дальнейших планах. Ясно?
- Так точно! - кивает Антон.
Мы чокаемся... выпиваем-закусываем... Я смотрю на сидящего напротив Антона, и у меня такое ощущение, что он за время своей службы ничуть не изменился, - "вмиг отвезём"... детский сад!.. Впрочем, Антон понятия не имеет ни о масштабах моего бизнеса, ни о размерах моего состояния, а если учесть, что я никакими внешними атрибутами свою успешность в бизнесе не афиширую, то фраза "позвоню сейчас Юрчику" для легкомысленного племянника более чем простительна.
- Марьяна звонит? - спрашивает сестра, подкладывая салат в мою тарелку.
- Пишет, - отзываюсь я. - На электронный ящик...
- А Леночка?
- Учится, - говорю я, набирая номер Эдика.
Марьяна - моя вторая жена... С первой женой я прожил пять лет, и поначалу всё у нас было хорошо, но на исходе пятого года, никому об этом не говоря, я стал внутренне тяготиться браком, одновременно с этим все чаще подумывая о том, как бы нам беспроблемно расстаться, так что когда мою первую жену неожиданно накрыло увлечение каким-то дизайнером-модельером, я воспринял это как подарок судьбы, - расстались мы достаточно легко, а главное, по причине более чем понятной - совершенно объяснимой...
А Марьяна появилась в моей жизни спустя четыре года, и вовсе не потому, что я в неё страстно влюбился, а просто на тот момент в моей жизни всё чаще и чаще стали возникать ситуации, где солидно и респектабельно было появляться не одному, а с законной супругой... впрочем, Марьяна, когда я впервые её увидел, мне понравилась, так что в моём втором браке был не только голый расчет - не один бездушный прагматизм. У нас родилась дочь - Леночка... теперь Леночка учится в Америке, и Марьяна живёт с ней - уже шесть лет мы живём практически врозь... меня такое положение дел совершенно устраивает, о чём я, впрочем, не особо распространяюсь; во всяком случает, моей сестре кажется, что в личной жизни мне фатально не везёт, и я её в этом не разубеждаю, - пусть думает так, как ей думать хочется...
Я набираю номер Эдика - своего водителя... Конечно, можно было бы и остаться - не так часто я бываю у родной сестры в гостях, но я уже вспомнил, где должен лежать мой дембельский альбом, и, вспомнив это, я чувствую... да, я чувствую - как мальчишка - нетерпеливое желание окунуться в собственные армейские воспоминания... благо, они у меня - в отличие от племянника - есть.
Эдика я попрошу подъехать через полчаса, и ровно через полчаса раздаётся его звонок: "Виталий Аркадьевич! Я у подъезда"... Мы едем в потоке машин, и я, глядя перед собой, невольно думаю, как странно это совпало: Толик, Валерка, Серёга, Вася... то есть, ничего сверхъестественного, конечно же, во всём этом нет, - четыре обычных имени, случайным образом соединённые вместе... и тем не менее! Антон родился в тот год, когда я из армии пришел, отслужив два года в гвардейском дивизионе, и мне об армии до сих пор есть что вспомнить... а теперь из армии вернулся он, мой племянник, и ему, только-только демобилизовавшемуся, о службе своей говорить совершенно неинтересно, потому что ему вспоминать о времени, проведённом в армии, практически нечего... даже фотографий - кроме нескольких парадных, присланных матери - не осталось ни одной, и он об этом нисколько не сожалеет.
А у меня этих фотографий - целый альбом... глядя перед собой, я думаю о странном совпадения четырёх имён: Толик, Сёрёга, Вася, Валерка... "Вас проводить?" - спрашивает Эдик, когда машина останавливается у подъезда малоквартирного дома, в котором я год назад купил квартиру улучшенной планировки. "Не нужно, Эдик, - говорю я. - У тебя на сегодня какие планы?" "Да, в общем-то, никаких, - отзывается Эдик. - Юля сессию сдаёт - ей не до меня. А что? Нужно будет куда-то съездить ещё?" "Возможно... - говорю я, открывая дверцу "Ауди". - Возможно, я позвоню тебе часика через два-полтора... сможешь подъехать?" "Конечно, Виталий Аркадьевич!" - говорит Эдик, кивая головой... Я вхожу в подъезд, зная, что Эдик не уезжает сразу, а каждый раз ждёт до тех пор, пока в каком-либо окне моей квартиры не вспыхнет свет, - так у нас с Эдиком заведено.
Антон, мимолётно упомянув четыре имени, сам не знал, на какую волну он меня настроил... и не только не знал - он даже a priori знать об этом и не может, и не должен! А между тем... Толик, Серёга, Вася, Валерка - для меня это не просто четыре имени, соединённых вместе, а это для меня... Альбом оказывается там, где я, собственно, и предполагал, - лет десять, если не больше, этот альбом не попадался мне на глаза, потому как даже при переезде на новую квартиру несколько коробок я за ненадобностью просто-напросто не открывал...
Я переодеваюсь по-домашнему - в песочного цвета шорты и старую, но любимую светло-оранжевую рубашку, три года назад купленную в Бразилии... я достаю их бара початую бутылку мартини, приношу из холодильника в спальню кубики льда и пакет с осветлённым яблочным соком... а почему, собственно, нет? "Тупость, глупость, понты, показуха" - сказал отслуживший племянник, и он, наверное, прав... так ведь и тогда, когда служил я, в армии всё это было... разве что было меньше понтов, а всё остальное было в полном боекомплекте: и тупость, и глупость, и показуха... но разве об этом хочу я вспомнить сейчас - разве это осталось в моей памяти? Подъёмы, отбои, плац, полигон - семьсот тридцать дней в сапогах... и глупость, и тупость - всё это было, но всё это стёрлось, сгладилось, потускнело или вовсе забылось, напрочь выветрилось из памяти, а осталось в памяти незабываемо и нестираемо только это - Толик, Серёга, Вася, Валерка... парни, с которыми я служил, - они, и только они - моя память о службе...
"Память о службе" - именно так написал когда-то на первом листе альбома красивой вязью дивизионный писарь... черт, а имя этого писаря я забыл - звали его то ли Славиком, то ли Стасиком... впрочем, где-то в альбоме есть его фотография... всего фотографий в альбоме чуть больше сотни, и на каждой из них запечатлён какой-то миг моей службы - семьсот тридцать дней в сапогах... лето... осень... зима... весна... снова лето, - на чуть пожелтевших фотографиях - разные ракурсы, разные лица, разный фон... впрочем, лица повторяются, и кого-то я помню отлично, а кто-то в памяти потускнел и смазался, так что, глядя на иные фотографии, я с трудом вспоминаю имена тех, кто на этих фотографиях изображен, - не по своей воле оказавшиеся вместе, одинаково одетые, одинаково шагающие в одном строю, мы в то же время все были разные, и потому совершенно неудивительно, что, оказавшись под одной крышей, кто-то с кем-то сходился ближе - и тогда возникала дружба, именуемая армейской, а кто-то с кем-то просто рядом сосуществовал, находясь в одном подразделении, и не более того... по-разному складывались отношения между парнями даже одного призыва, а ведь было ещё деление на "салабонов", "молодых", "черпаков" и "стариков", и через все эти четыре ступени армейского возмужания неизбежно проходил каждый... но, листая страницы альбома, я думаю не об этом, потому как и это тоже забылось, - я думаю о другом: фотографий в альбоме чуть больше сотни, но среди них есть тринадцать, для меня самых ценных и дорогих, потому что с них, с этих тринадцати чуть пожелтевших квадратиков-прямоугольников на меня, как привет из армейской юности, смотрят они, пацаны одного со мной призыва - Толик, Валерка, Вася, Серёга... без них, без этих парней, армия для меня наверняка тоже стала бы такой же бездушной машиной - царством тупости, глупости и показухи - какой она стала для отслужившего племянника Антона... но! - служба моя была согрета дыханием четырёх парней, и потому - в отличие от Антона - мне есть что вспомнить, и не просто вспомнить, а вспомнить с ностальгически согревающей душу теплотой...
Каждый их этих парней был хорош по-своему... У Серёги, невысокого и коренастого, член был не очень большой, но при этом необыкновенно твёрдый, - сосать член Серёгин было не бог весть какое удовольствие, зато сам Серёга, не подозревая о том, сосал у меня отменно... у стройного, атлетически сложенного Толика была обалденная задница - небольшая, по-мужски аккуратная и вместе с тем сочная, словно налитый спелостью персик, с бархатисто-нежной на ощупь золотисто-молочной кожей, - в такую попочку было сладостно вдавливаться всем пахом, ощущая её упругую и вместе с тем мягкую - бархатисто-сочную - выпуклую округлость... грубоватый
Валерка, не будучи геем, каждый раз перед трахом жадно, запойно сосался в губы, и делал он это так чувственно и так страстно, что у меня от Валеркиного сосания каждый раз пробегал по телу щекотливо-колкий сладкий озноб... и был еще Вася, малость смазливый парень в звании младшего сержанта, у которого был вполне приличный - очень даже приличный - член... словом, каждый их этих парней был хорош по-своему, и трах у меня со всеми четверыми, впервые познавшими в армии сладость однополого секса, был обоюдным и взаимным: они, наслаждаясь и кайфуя, периодически натягивали меня, а я, в свою очередь, с не меньшим наслаждением точно так же натягивал их, и при этом каждый из них, четверых сослуживцев, время от времени перепихивавшихся со мною в рот или в зад, думал-считал, что я это делаю лишь с ним одним - только с ним, и ни с кем больше, - каждый из четверых парней-партнёров был совершенно уверен, что он, и только он - он один! - является моим сексуальным партнёром...
Я, глоток за глотком отпивая мартини, неспешно всматриваюсь в фотографии тех, кто так великолепно скрасил время моей службы - семьсот тридцать дней в сапогах, как говорили мы в то время... вот бы о чём рассказать Антону, да только - никак нельзя... и нельзя, и не нужно, - он, Антон, совсем на другой волне... никогда он этого не узнает - того, чем памятна служба для меня! Но ведь как удивительно, как странно совпало: Толик, Серёга, Валерка, Вася... я, перелистывая страницы альбома, с чувством нахлынувшей грусти неспешно всматриваюсь в свою армейскую юность: на чуть пожелтевших снимках нам всем по девятнадцать-двадцать лет, а лица - совсем мальчишеские... мы присягали стране, которая исчезла, как Атлантида, - где вы все теперь, друзья-однополчане - по каким параллелям-меридианам разбросала вас непредсказуемая жизнь?
Ищешь надежный секс-шоп, который доставляет все товары в срок и не подписывает, что внутри посылки?
Рекомендуем этот, тут и цены не кусаются, и доставка куда угодно!
Толик, Серёга, Валерка, Вася... Собственно, на месте этих четверых, ставших для меня сексуальными партнёрами, могли оказаться любые другие пацаны, не лишенные некоторой фантазии, не отягощённые сексуальными комплексами - и тогда я имел бы секс не с Серёгой, Валеркой, Толиком и Васей, а с кем-то другим из сотни своих непосредственных сослуживцев, потому как в любом человеке самой природой изначально заложена некоторая предрасположенность к однополым контактам-отношениям, то есть в душе всякого человека, пребывающего в этом мире в номинации "натурал", всегда есть некая ниша, предназначенная для возможности отклонения от "натурального" пути, и если эта ниша у иных оказывается незаполненной, то это происходит вовсе не потому, что парни действительно невосприимчивы к однополому сексу, - незаполненность ниши всегда и везде означает лишь то, что парню на его магистральном пути не повстречался тот, кто смог бы его на какое-то время увлечь за собой по лунным дорогам к иным берегам... собственно, "на какое-то время" - это и есть суть тех, кого я сам для себя называю попутчиками. Серёга и Толик, Валерка и Вася были именно ими - такими попутчиками: однажды попробовав, испытав и познав упоительный кайф однополого секса, они затем снова, и снова, и снова - до самого дембеля - окунались в это естественное наслаждение, но, каждый раз испытав полноценный оргазм, погасив своё молодое томление, они опять возвращались к тому, что им было присуще по жизни в большей степени, - они, всецело мне отдаваясь и тут же меня имея сами, лишь на какой-то краткий миг исчезали в глубинах безоглядного наслаждения, а затем самым естественным образом вновь возвращались в более свойственный им гетеросексуальный мир, где все разговоры, мечты и планы сводились к женщинам и девчонкам... да, они были попутчиками - были обычными бисексуалами, и на их месте могли наверняка оказаться любые другие пацаны, но в силу разных случайностей оказались именно они - Вася, Валерка, Толик и Серёга, и я за всё время нашей совместной службы ни разу об этом не пожалел...
Глядя на фотографии - чувствуя нарастающее возбуждение, я вспоминаю, как впервые это случалось-произошло с Толиком, с Серёгой, с Валеркой, с Васей... а было, в общем-то, с каждым по-разному... с Серёгой, к примеру, я впервые сделал это, будучи в наряде - в карауле, причем первый раз у нас ограничился сексом исключительно оральным: поочерёдно садясь друг перед другом на корточки, мы отсосали друг у друга в половине четвёртого утра за приземистым зданием караульного помещения, причём всё это случилось-произошло не совсем спонтанно, потому что весь день накануне, то и дело оказываясь наедине, мы неустанно друг друга подкалывали - говорили друг другу что-то типа "хочешь соснуть?" и "я тебя выебу!"... это были грубо-шутливые, ни к чему не обязывающие слова-фразы, но, произносимые вслух, они смутно томили, сладко тревожили душу, и мы говорили друг другу эти возбуждающие слова снова и снова: глядя Серёги в глаза, я говорил ему "я тебя выебу", и Серёга, смакуя каждое слово, тут же мне отвечал "это я тебя выебу - я тебе вставлю в жопу", или Серёга, ещё до конца не веря в силу произносимых слов, мне говорил "ты у меня отсосешь", на что я ему без задержки и промедления отвечал "это ты отсосёшь у меня - ты у меня возьмёшь в ротик"...
мы говорили всё это друг другу исключительно наедине - говорили напористо, весело, и я уже знал, чем это может закончиться, а Серёга, обещая мне вставить в зад или дать в рот, по причине отсутствия подобного опыта, а также в силу своей доминирующей "по жизни" гетеросексуальности до последнего не представлял со всей внятно осознаваемой отчетливостью, насколько всё это и просто, и реально - вне зависимости от преобладания в парадигме персональной сексуальной шкалы какой-либо доминантной ориентации... закончилась эта словесная мастурбация в половине четвертого утра - взаимным оральным сексом... и лишь спустя наделю - во время парко-хозяйственного дня - мы полноценно натянули-трахнули друг друга в очко, сделав это на пыльном матрасе в технической каптёрке... причем, на этом матрасе оказались характерные - шероховато-твёрдые - пятна-разводы, какие остаются от излитой мимо цели спермы, когда она, пропитав ткань, высыхает, превращаясь в утолщённые на ощупь желтовато-матовые или матово-молочные овалы-кругляши, так что, помнится, у меня невольно возникло не лишенное оснований подозрение, что на этом матрасе за время его существования упражнялись не мы одни...
А к Толику я подкатывался месяца два, если не больше: наши отношения за это время из никаких сделались дружескими, вполне доверительными, предполагающими некую взаимную теплоту, незаметно переходящую во взаимное тяготение друг к другу, и это тяготение - молодое, совершенно естественное в условиях однополого сосуществования - просто не могло не трансформироваться в такое же естественное желание, так что первое движение в плане сексуального сближения пришлось делать даже не мне, а сделал это сам Толик - сделал искренне, совершенно естественно, никак не соотнося свой порыв ни с понятием "ориентация", ни с прочей словесной шелухой, искажающей подлинную суть однополого тяготения, возникающего в силу самых разных причин даже у тех, у кого "по жизни" доминирующим устремлением является гетеросексуальность...
и с Валеркой было примерно так же: к сексуальному сближению с Валеркой я шел исподволь, постепенно, Валеркину чувственность в свой адрес разогревал-взращивал ненавязчиво, для Валерки совершенно незаметно - словом, всё делал неспешно, но при этом вполне целенаправленно, так что когда Валерка для секса со мной созрел - когда я увидел-почувствовал его направленное в мой адрес томление-желание, мне оставалось лишь протянуть руку, чтоб привлечь Валерку к себе... что я и сделал - к обоюдному удовольствию...
А вот с Васей всё вышло спонтанно - совершенно неожиданно... парень из нашего призыва вернулся из отпуска, по случаю чего после отбоя в каптёрке была организована маленькая пьянка; Толик в это время был в отпуске, Валерка был в наряде на полигоне, и когда за полночь изрядно подпитые сослуживцы расползлись по кроватям и в каптёрке остались только Вася и я, тут-то между нами всё и случилось... как известно, водка в иных случаях может вызывать прилив агрессии, а в иных случаях, наоборот, она же вызывает прилив неистребимого человеколюбия - это всем известные прописные истины; ну, и вот: будучи в нехилом подпитии, мы, оставшиеся в каптёрке, испытывая прилив человеколюбия, сначала говорили друг другу, какие мы офигенно замечательные парни, при этом, как это нередко бывает между пьяными, мы обнимались-братались, поначалу делая это без всякого видимого эротизма, причём Вася, обнимая меня совершенно искренне, дальше этих хотя и приятных, но пьяных объятий осознаваемо ничего сексуального не предполагал - ни о чём таком по причине отсутствия опыта ещё не думал, в то время как я, в свою очередь обнимая Васю, стискивая его за плечи, в порыве пьяного братания жарко прижимая его к себе, с каждой секундой чувствовал нарастание вполне конкретного возбуждения - член в штанах у меня от этих дружеских тисканий невидимо напрягался, наполнялся жаром, сладостно затвердевал... оставалось лишь сделать решительный шаг, и я этот шаг не замедлил сделать - самым естественным образом я жарко, смачно засосал Васю в губы, одновременно с этим прижимая его покладисто покорное тело к себе...
и Вася, который был пьян не меньше моего, так же естественно отдал свои губы во власть губ моих, как будто это - взасос целоваться с парнем - было для него самым обыденным делом... какое-то время мы с пьяным упоением страстно целовали один одного взасос, обнимались-тискались, не опуская руки ниже пояса... наконец, возбуждённо блестя осоловевшими от кайфа глазами, Вася горячо выдохнул: "у меня, бля, встал!" - как будто от всего того, что мы с таким упоением делали, у кого-то другого мог не встать; "и у меня... у меня тоже встал - тоже стоит!" - незамедлительно отозвался я, и тут же, совершенно правильно восприняв это взаимное признание как сигнал к дальнейшему углублению отношений, я уверенно скользнул нетерпеливой ладонью к Васиной сильно взбугрившейся ширинке... дальше всё было так же естественно, как совершенно естественно было всё до этого: не успел я приятно удивиться размеру Васиного "бойца", как Вася, у которого от нежданно-негаданно открывавшихся возможностей слегка снесло крышу, тут же предложил мне взять в рот - друг у друга пососать... так и сказал, не моргнув глазом: "давай пососём...
ты у меня, а я - у тебя... друг у друга - хочешь?" - и мы, до колен приспустив с себя штаны, какое-то время один у одного сосали, поочередно садясь-опускаясь друг перед другом на корточки... что у Васи, малость смазливого младшего сержанта, должен быть приличный по размерам член, я не раз думал-предполагал, видя Васю в бане, но в бане член у Васи, как и у всех остальных, висел-болтался в состоянии покоя, так что мне оставалось лишь гадать, сколько в нём может быть сантиметров, когда он встанет, и вот - Васин член стоял колом, то есть был в состоянии полной эрекции, и я его член сладострастно ласкал губами, - какое-то время мы с упоением, с наслаждением друг у друга сосали... потом, внутренне ликуя, я торопливо постелил на полу какое-то одеяло, и мы вновь друг у друга сосали - заглатывали друг друга одновременно, лёжа на полу валетом со спущенными штанами...
член у Васи оказался выше всяких похвал - мне такой еще не встречался, а Вася, между тем, семимильными шагами бесстрашно рвался дальше, стремясь как можно быстрее ликвидировать явные упущения в своём сексуальном опыте: "давай в жопу друг друга - в очко... давай?" - он предложил мне это первым... будучи в добром подпитии, Вася не тормозил на комплексах, не буксовал на ложных стереотипах, и даже шлагбаум, сооруженный из псевдоморальных догм, он пролетел-проскочил, сам того не заметив,- кайфующий Вася хотел вкусить и познать всё сразу, так что мне, во всех предыдущих случаях бравшему роль ведущего на себя, в случае с Васей пришлось поневоле стать ведомым... до дембеля нам оставалось ещё чуть больше полугода - вполне приличный срок, чтоб превратить в кайф отношения с еще одним - четвёртым по счёту - парнем в дивизионе...
Я пью мартини, глядя на Васину фотографию, - с фотографии на меня весело смотрит беспечно улыбающийся светловолосый парень в форме младшего сержанта... Собственно, это был тот самый случай, когда желаемое можно заполучить, с одной стороны, без каких-либо длительных усилий, предпринимаемых для достижения заветной цели, а с другой стороны, без всякого кавалерийского наскока - без волевого нажима, который может обернуться ещё неизвестно какой стороной, - случай с Васей был хорош своей естественной лёгкостью и не менее естественной спонтанностью, когда и то, и другое обуславливается лишь определённым количеством выпитого спиртного... хотя и здесь могут возникнуть свои заморочки, как это случилось с тем же Васей, - заморочки не глобального, а локального характера...
Накануне всё было ok: младший сержант Вася, первый предложивший мне перепихнуться в зад, без всяких опасений за своё физическое и нравственное здоровье первым подставил мне своё никем еще не проткнутое очко - и я, не без некоторого труда лишив Васю анальной девственности - до основания вогнав ему в туго растянувшееся очко член, с естественным, самой матерью-природой обусловленным наслаждением тут же отымел-трахнул послушно лежащего на спине парня по полной программе, причем Вася хотя и стонал-морщился от неизбежной для первого раза боли, но в общем и целом оказался молодцом; только глаза его невольно округлялись, когда мои толчки делались более интенсивными... затем мы поменялись местами, и хотя моё очко отчасти было уже вполне адаптировано для таких упражнений, тем не менее мне тоже пришлось поневоле поморщиться и даже, сцепив зубы, в самом начале непроизвольно застонать - член такого калибра, какой оказался у Васи, в зад мой ещё ни разу не проникал, тем более что Вася по причине неопытности сделал это молниеносно; зато сам Вася, впервые трахавший в зад, то есть впервые имевший анальный секс, был в своих искренних ощущениях на седьмом небе: он сопел, пыхтел, стонал от наслаждения - он, нависая надо мной, размашисто двигал бёдрами, отчего член его мощно скользил во мне словно поршень во втулке... короче говоря, все случилось-произошло как нельзя лучше: мы отымели друг друга в зад к обоюдному удовольствию, и... всё было ok, но это ok было ночью в каптёрке; а утром я вдруг заметил, что Вася меня избегает - отводит в сторону взгляд, делает всё, чтоб не остаться со мной наедине; мы, конечно, были в хорошем подпитии, но не настолько, чтоб напрочь не помнить, кто и что предлагал первым - кто был ведущим, а кто был ведомым, - проснувшийся утром Вася, конечно же, вспомнил, как он - именно он! - предложил мне "попробовать" сначала в рот, а потом и в зад, как опять-таки он - он, а не я! - первым подставил под член своё сладко зудящее очко... вспомнил Вася всё это - и тут же представил-вообразил, что поскольку именно он был "ведущим программы", то, соответственно, я, который, будучи пьяным, "всего лишь пошел у него на поводу", теперь его, Васю, буду считать за "голубого", - так Вася наутро подумал-решил, а подумав так и так решив, он - по причине некоторой неопытности в вопросах секса - уж заодно тут же слегка усомнился и в своей собственной ориентации, поскольку всё то, что он делал накануне, ему, как ни крути, было в кайф...
и хотя говорят, что утро вечера мудренее, но в данном конкретном случае все оказалось совсем наоборот: сделалось Васе утром - всё по той же причине некоторой неопытности в вопросах секса - совсем не так весело, как это было ночью в каптёрке... "хоть вешайся, бля!" - было написано на Васином лице, и я, в общем и целом представляя, какими вопросами младший сержант Вася мучит себя и себя изводит, до обеда за Васей следил-наблюдал, а после обеда, отозвав Васю в сторону, произнёс - специально для Васи проговорил - небольшую речь, и хотя говорил я, в общем-то, для Васи, в словах моих не было ни лицемерия, ни лукавства; потому как говорил я открытым текстом о том, как это было классно и какой настоящий кайф от секса такого я ночью в каптёрке испытал-почувствовал... то есть, чуть-чуть я слукавил лишь в одном - когда, глядя Васе в глаза, я сказал, что я "даже представить не мог, что это так классно - так обалденно", - вот это "представить не мог" и было моим небольшим лукавством, а во всём остальном я был с Васей абсолютно честен, так что мои искренние слова не могла не оказать на Васю, после бурной ночи впавшего в уныние, своё целительное действие: из моих слов вдруг оказалось, что он, то есть Вася, в своих ночных ощущениях был не так уж и оригинален - что я приторчал от гомосекса ничуть не меньше...
а потому я никаким образом не собираюсь смотреть на него, на Васю, как на какого-то "голубого"... это для Васи в корне меняло всё дело! - и потому ничего удивительного не было в том, что спустя неделю мы, уже будучи трезвыми и потому вполне отвечающими за свои желания, с не меньшим наслаждением всё повторили опять... и потом повторяли ещё не раз - до самого дембеля!..
Я листаю страницы альбома, глоток за глотком отпивая мартини... вот - самая ценная фотография: в день публикации приказа о демобилизации мы сфотографировались на плацу... два десятка человек - все одного призыва, все дембеля... фотография не очень качественная, но это нисколько не умоляет для меня её ценности: на этой фотографии - среди прочих - я, Вася, Серёга, Толик, Валерка... единственная фотография, на которой они - пусть даже среди прочих - оказались все вместе: Толик, Серёга, Вася, Валерка... пятым справа стою я... все - нормальные пацаны!
Дело ведь вовсе не в том, хорош или плох однополый секс для парня обычной - репродуктивной - ориентации, а всё дело в том, как именно этот секс для парня подобной ориентации интерпретировать - преподнести... всё дело в этом, и только в этом! Вася, Серёга, Валерка, Толик - все они не были геями... и все они стали для меня не просто приемлемыми, а вполне удовлетворяющими сексуальными партнёрами - без какого-либо малейшего ущерба для морально-нравственного состояния окружающих... правда, с одной, но существенной оговоркой: никто из окружающих о том, что рядом с ними систематически совершался гомосексуальный трах, не ведал ни сном ни духом - никто ничего в казарме не только не знал, но даже не подозревал... немаловажный нюанс!
Я неспешно листаю страницы альбома, - переворачивая страницу за страницей, я ностальгически всматриваюсь в лица парней из моей армейской юности... лица парней, присягавших стране, которой давно уже нет, как давно уже нет тех парней, что застыли-замерли на чуть пожелтевших фотографиях, - время нашей юности безвозвратно ушло, и его точно так же нельзя повторить, как невозможно дважды войти в одно и то же течение несущей свои воды реки... вот - дивизионный писарь, после отбоя писавший "память о службе" на титульных листах наших дембельских альбомов красивой славянской вязью... вот - симпатичный Женька, который мне нравился, - отслужив год, Женька поступил в военное училище и - сгинул в других лабиринтах жизни, исчез для меня навсегда... а мог бы стать пятым - нравился Женька мне очень... кого-то я помню лучше, кого-то уже не помню совсем, но эти четверо... отпивая мартини, я смотрю на лица тех, с кем не просто свела меня судьба на период службы, а кто стал для меня олицетворением м о е й армии: Толик, Серёга, Вася, Валерка...
молодые, горячие, неизменно щедрые, безоглядно сладкие мгновения подлинной армейской дружбы в её истинном - античном - значении... мгновения никому не видимого кайфа - это, и только это по-настоящему осталось в моей памяти от собственной службы... а потому и сама армия - м о я армия - навсегда осталась в моей памяти как что-то светлое, напористо молодое, беззаботное, безоглядно счастливое... Антон уверен, что его служба - это время, потраченное напрасно, и он, наверное, прав... он по-своему прав! А для меня годы службы - время фартовое, и я никогда не смогу ему, Антону, объяснить-рассказать, почему это так... да и можно ли это всё объяснить на пальцах - на словах? Антон сказал: "Серёга, Толик, Васёк, Валерка... все нормальные пацаны" - и я в этом нисколько не сомневаюсь... вот только вспомнит ли их мой племянник Антон спустя два десятка лет так же отчетливо зримо, как спустя годы вспоминаю Васю, Валерку, Серёгу и Толика я? Вряд ли... у каждого, в армии отслужившего, остаётся в жизни с в о я армия, и потому... потому - никому и ничего не нужно объяснять, - я, откладывая альбом в сторону, тянусь за "сотовым"...
Вам понравился этот эротический рассказ? Поддержите автора, поставьте ему оценку!